Совсем отъявленный спойлер вырезала.
читать дальшеКаждый третий четверг месяца Дариан Тессер выделял пару часов времени для того, чтобы доехать до городской тюрьмы.
Это была маленькая традиция, сложившаяся у него около восьми лет назад - как раз в то время, когда ему приходилось <...>
Дариан хорошо помнил, как поразил его Безликий при первой встрече: не обезображенным своим лицом, конечно, но скорее массивной фигурой, богатырским ростом и удивительной кротостью нрава. А также тем, что Безликий находился, преимущественно, на женской территории тюрьмы, и тем, с какой нежностью относились к нему другие заключённые: не как к любовнику, конечно, потому как Безликий предпочитал монашеский образ жизни, а как к верному товарищу и защитнику. Он с готовностью взял под своё крыло и <...>, и никто, ни тюремщики, ни сокамерницы, не смели её обидеть, потому что это было запрещено Безликим.
С тех пор они с Дарианом писали друг другу записки - их передавали магистру на работу - и раз в месяц Дариан приходил к нему, чтобы поговорить. Кроме него к Безликому не приходил никто: ни бывшие его товарищи по Ордену, ни семья, отрёкшаяся от него ещё задолго до того, как Безликий оказался в застенках.
Камера Безликого больше напоминала келью, и при первом же взгляде поражала царившим в ней порядком и чистотой. Хоть он и был преимущественно безобиден, к приходу Дариана на него всегда спешили надеть железные рукавицы, надёжно прикованные цепями к стальной лавочке, в свою очередь, привинченной к полу - на Каледор он обычно спал.
"Вы уж простите, но без этого никак", - говорил Дариану один из тюремщиков, - "мужское общество порой вызывает у него раздражение".
Дариану было сложно представить подобное, потому как ему казалось, что Безликий был существом, пусть гигантским, но нежным и кротким: когда он стоял, громадная его фигура возвышалась над Дарианом на целую голову - ростом Безликий был около семи футов, а ширина его плеч вполне могла поспорить со средным дверным проёмом. На лице Безликого вечно играла кривая усмешка - сожжённую, нет, расплавленную половину его лица навсегда будто свело судорогой - и лишь когда она становилась вдруг симметичной, Дариан понимал, что товарищ его чем-то чрезвычайно доволен.
"Добрый день, Каледор," - неизменно говорил Дариан, когда входил в его келью, и изурованное лицо Безликого на мгновение принимало некое подобие гармонии.
"Уже вечер", - неизменно отвечал ему Каледор.
Они разговаривали до самого наступления темноты, и Каледор рассказывал ему о своих исследованиях: Безликому, очевидно, было приятно, что теперь у него есть понимающий собеседник, с которым он может поговорить на равных. Исследования его были более чем интересны, и охватывали неизученные до сих пор области белой магии, но чародеи Ордена белого Солнца давным-давно отреклись от Каледора, а эксперименты его они наверняка бы назвали еретическими. И всё же, Дариан видел в них огромный потенциал.
Как у любого белого мага, загадочное колдовство Каледора касалось, в первую очередь, работы не с духом, а с телом, и за долгие годы своего заключения он весьма преуспел в задуманном, о чём свидетельствовала его необыкновенная физиология, удивительное здоровье и огромный рост. Он работал медленно и кропотливо, как умелый резчик по камню, постепенно меняя свои очертания и придавая себе свойства, которыми по рождению никак не мог обладать. Тюремщики судачили, что Каледор мог стоять на кончиках пальцев и подолгу дышать под водой, и что это была лишь малая доля чудес, на которые было способно его необыкновенное тело.
В своих изменениях не касался Каледор лишь одного: своего обезображенного лица, скукожившихся наподобие диких моллюсков ушных раковин и слепого глаза.
"Это моё настоящее лицо", - говорил Каледор с печальной улыбкой на губах, - "оно отражает самую суть того, чем я с некоторых пор являюсь; я не желаю маскировать своего внутреннего уродства внешней приятностью, потому как не хочу вводить других людей в заблуждение. Пусть оно служит напоминанием о том, что я сделал, и предостережением для других людей о том, что я могу сделать вновь, окажись я вдруг на свободе".
Здесь и была загвоздка: как бы ни умолял его Дариан, как бы не упрашивал, но Каледор не желал покидать тюрьмы. Даже тогда, когда ему удалось получить у Императора разрешение забрать Каледора под собственную ответственность, Безликий не стал его даже слушать, но Дариан был упрям, и не собирался сдаваться. Слишком полезным и ценным был удивительный дар Каледора. Слишком велик был его потенциал. Дариан был абсолютно уверен, что сможет уберечь, удержать Безликого от повторения той отвратительной истории, что приключилась с ним больше двенадцати лет назад.
Они никогда не касались этого в разговорах, но в своих записках Каледор писал весьма однозначно, что не раскаивается в содеянном и не раскается, должно быть, никогда, что совершённое им было, на его взгляд, абсолютно оправдано.
"...я бил тех двоих кулаками, бил, бил, бил, пока их головы не превратились в кровавую кашу," - писал он в своей записке размашистым резким почерком. - "Ты знаешь, почему я убил их? Я поймал их со спущенными штанами над трупом девчонки. Каждый раз, когда меня одолевают сомнения в моей правоте, я закрываю глаза, и вижу ее изломанное тело в кровавых полосах, ещё тёплое, но в нём уже нет жизни. Я вижу потёки крови и укусы на внутренней стороне её бедра. Я плачу - о ней, не о них - и я не сожалею о содеянном, и мне всё равно, сколько лет я еще здесь просижу. Меня отправили очищать Цитру от чудовищ, и я очистил её – к сожалению, только от двух. И не проси меня о раскаянии, даже фальшивом, я с готовностью просижу в каменном мешке еще десять, двадцать, тридцать лет, если понадобится. Если Император того пожелает – я умру прямо завтра, но умру без раскаяния, зная, что я был прав, когда очистил мир от двух ублюдков, даже если эти ублюдки были собственностью Империи. Я сочувствую тебе, Тессер, я сочувствую и вашим, и нашим. Потому что и ваши, и наши – для Императора мы просто вещи, собственность, которой можно распоряжаться, как пожелается. Он захотел сделать всех нас убийцами – и сделал. И я буду говорить это в открытую. Что он сделает мне за это? Посадит в тюрьму? Но я ведь уже в тюрьме. Казнит? Такого подарка я буду ждать с нетерпением".
Спорить с ним было бесполезно, ни в личных разговорах, ни в записках, потому что Каледор был упрям, словно стадо ослов и стоял на своём до последнего. Но губить такой дар! Такую силу! Скольких Безликий мог бы спасти от ужасной участи, от превращения в чудовищ и от неминуемой ликвидации? Но он не желал даже слушать его предложений!
Меж тем Дариан хотел предложить ему нечто беспрецедентное: членство в Ордене чёрного Солнца, невзирая на то, что Каледор был по-прежнему белым магом, и даже на глубокую его религиозность (впрочем, верил он вовсе не в Белую Деву, а в загадочных и удивительных богов своего малочисленного народа). Чёрт бы его побрал, на руках у магистра уже было разрешение, подписанное лично Гласом Императора! Одни лишь мысль об аудиенции с этим существом заставляла Дариана зябко ёжиться, хотя на своём веку он повидал немало живых мертвецов и кадавров. Было в ней - и её сёстрах - нечто настолько противоестественное, что находиться в присутствии Гласа, Ока и Слуха Императора было практически невыносимо даже для опытных тёмных магов.
Впрочем, в сегодняшний четверг у Дариана был на руках новый козырь, вернее, пока что лишь обещание козыря, но даже сама вероятность такого исхода событий заставляла его колени и руки дрожать, будто у юной студентки на первом свидании. Нечто такое, что в последний раз случалось столетие назад, если и вправду случалось, потому как верить церковникам, на взгляд Дариана, означало как бы расписываться в собственной умственной недостаточности.
- Добрый день, Каледор", - сказал он, едва войдя в его келью, и взмахом руки прогоняя его тюремщика, - надеюсь, что ты в добром здравии.
- Уже вечер, - ответил ему Каледор буднично. Сегодня он не улыбался: в прошлых своих записках они поссорились.
Он, как всегда, горой возвышался на железной лавочкой, а закованные в железные рукавицы ладони свисали между его разведённых колен. Тюремная роба с короткими рукавами открывала страшное великолепие вздувшихся мускулов и пульсирующих выпуклых вен на его здоровенных ручищах.
- У меня для тебя есть новость, - Дариан сел на табурет возле входа, нетерпеливо хлопая себя по бёдрам. - Но только обещай мне, что выслушаешь.